(Перечитывая переводы перед тем, как распечатать рукопись и передать ее тем, кому обычно рукописи передают, я пришел к тому же выводу, что и большинство критиков советского периода русской жизни. Аполлинер 17-18 года — человек уже антивоенный, критикующий войну как убийство прежде всего души. Само название главы — «Звездная голова» — говорит об этом. В это же время Аполлинеру чужда эта тыловая жизнь Парижа с женщинами, пьянками и паразитической, но необходимой для истинной культуры полукультурой. Аполлинер в это время выше всего земного, кроме одной конкретной земной женщины — Жаклин, он весь в преддверии смерти.
Русские советские критики отмечали его положительное отношение к Красной России, вообще к Новому Времени, Новому Миру, и резко отрицательное — к войне. Лейтенант Костровицкий больше не принадлежал войне..
Может быть, если монгольские, иранские, тюркские и славянские народы, требующие ныне независимости, считающиеся архикультурными наследниками древних царств и банд, будучи действительно культурными, знали бы поэзию Аполлинера, военную романтику и антиромантику, авторское отношение к войне и смерти, многих войн на территории Евразии ныне не было бы. Может быть, если бы политики Америки знали бы европейскую поэзию и философию лучше и глубже, слыли бы интеллигентными и образованными людьми, они осторожнее бы использовали бы огромную военно-экономическую мощь Соединённых Штатов. Лейтенант Костровицкий получил своё звание на поле бое, защищая страну, в каковую, по-видимому, был глубоко влюблён; жертвуя собой там, где мог бы не воевать; его стихи воспевают героизм и доблесть; однако ж война ему чужда, как чужд и паразитизм блестящего тыла —– пира во время чумы.
Русская литература ещё не осмыслила глубинное сознание человека военного в тылу во время войны; здесь есть, наверное, всё — и долг перед Родиной, и радость быть живым, и позор перед женщинами.. Чьи мужья и любимые на фронте и чьи — уже навсегда остались на войне; и презрительное отношение тех фронтовиков, кто по долгу службы оказывался в тылу на короткое время лечения или переформирования части, приезжал за новой техникой; и презрение и ненависть тыловых крыс-спекулянтов. Не кажется мне, что счастье быть живым безразлично военному; тем выше нравственный и физический подвиг вновь уходящих на фронт тогда, когда можно остаться в тылу; это люди, душу полагающие за други своя.
Наверное, даже раненые герои испытывают мучения совести; сегодня ты в городе, и рана медленно, а всё-таки заживает; а твой друг, с кем ходил в разведку, наводил пушки под огнём врага, совершал, может быть, какие-то мелкие хулиганства и правонарушения, с кем у тебя общие тайны и общее нечто в мирной жизни — лежит на дне окопа с разорванными кишками, и нет пули или морфия, чтобы облегчить его мучения, или накрыт вражеской миной в отхожем месте, или красиво убит пулей навылет во время атаки, и октябрьский снег заметает его.
Противник испытывает то же самое, особенно во время позиционной войны, те же лишения, и если это не захватчик класса Тамерлана, Чингизхана или Гитлера, то свой же брат офицер или солдат, верящий делу своей Родины и душу отдающий за него. Известно же, Кутузов жалел турок (что не мешало ему колотить их не числом, а умением, по-суворовски) и не жалел наполеоновскую армию, более того, в мирное время, будучи посланником в Порте, дружил со своими бывшими противниками; известно же, что Суворов щадил сдавшегося неприятеля, уважая, но безжалостно уничтожая сопротивляющегося врага — «недорубленный лес снова вырастает»; известно же, что не все командиры афганских моджахедов были исламскими фашистами, безжалостно мучившими пленных русских солдат во время последней войны. Немцы в 1914 году в Европе были не те, что в России, Белоруссии и Украине в 1941–1942, массового и злодейского уничтожения миллионного гражданского населения Франции они не вели; единственным народом, подвергшимся в Первую Мировую страшным мучениям, был народ многострадальной Югославии; так что немцы, проявляя мужество и героизм, голодая (Центральные державы были в блокаде Антанты), заслужили (можно посмотреть русские хроники периода конца войны) уважение солдат Антанты. В конце войны начались братания фронтов, может быть, поэтому именно исход войны решили свежие американские и новозеландские войска. Немцы, начиная свой последние крупные наступления во Франции, надеялись не на оккупацию повергнутой Франции, а на выгодные условия мира; однако их второй прорыв к Парижу вызвал новый подъём патриотизма французского народа; в последовавшей затем Второй битве на Марне немецкие войска были разбиты и отступили на территорию Германии; северное крыло немцев разбили союзники французов — англичане и американцы; оккупация огромной части Западной России мало помогла Германии, ибо даже вывезти серьёзные воинские ресурсы у Германии не было времени, хотя большую часть войска с Восточного фронта Германия перебросила на Запад; единственное, русский и украинский хлеб мог облегчить положение немецкого гражданского населения; как только немцы потерпели неудачу на Марне и Сене, русское социалистическое правительство вышло из Брестского мира и выперло немцев прочь из России.
Все эти события шли, когда Гийом был уже ранен, лежал в госпитале; следовательно, в самых решающих боях 1918 года он не участвовал; однако на боевую биографию Аполлинера пришлась эпоха Великой войны с кровавым наступлением Нивеля, с битвой на Сомме, с Верденом; т. е. крови, пороха и газа нахлебался поэт достаточно. Находясь в тылу, наблюдая гигантские сражения из тыла не собственно победы ради, а ради достойного мира, наблюдая гибель миллионов человек, достойных друг друга, — что он мог сказать, герой и философ? «Есть то, что мы уничтожаем великую Культуру Кёльна, Ницше и Гёте.. Есть пароход, увозящий мою любимую, и немецкая подводная лодка, что торпедирует его. Есть, говорят, шпион за нашими окопами, и был один пленный бош, расстрелянный нами в спину».
Если на той стороне фронта — достойные люди, полные мужества и героизма, уважающие тебя и искренне стремящиеся к миру, так зачем эта война, эта смерть?
А смерть, танцующая в пыльных гриппозных следах войны, всё равно пожрала его, поэта и героя.
Политики будущего, помните: солдаты никогда не предают вас. Не предают вас потому хотя бы, что предать вас, дезертировать — это предать не вас, а своих товарищей на фронте. Помните, как великий Хемингуэй сказал, что война выявляет настоящих людей, что самые лучшие люди — на фронте, но те, кто разжигает войну, должны быть расстреляны в первый день боевых действий. И помните, что окончание войны, когда всякий политический, экономический и духовный смысл её исчерпан — только на вашей совести.
Сколько немцев, французов, американцев, канадцев, австралийцев и англичан съели осенние наступления Германии в 1918 г. и Вторая Марна! Собственно, чего всё это ради затевалось? Ради того, чтобы сербский король разлюбил свою Родину и наказал горсточку патриотов Югославии?
Французы, гордясь своей Победой в Великой войне, в которой мы их (и наших славянских братьев тоже) безбожно предали, простили Германию.
Простил её и певец Кёльна и Лорелеи — Гийом Аполлинер. Он-то прекрасно знал, что воинственный нмецкий народ невиновен во вселенском горе. Мысль его, некогда романтика-бонапартианца, шла к преодолению войны, вряд ли бы стал он пацифистом; однако тогда многие мыслящие люди искали прочного, искреннего и справедливого мира. Бессмысленные войны не должны повторяться, эта истина акутальна и ныне. По смерти Аполлинера История и Ноябрьская Революция унесли в Лету и немецкого кайзера — распорядителя миллионов судеб Великой войны.)