1. Плачущим оком...
Ныне много пишут о русском авангарде. Пишут чаще всего плохо и в резких выражениях. Считается, если человек интересуется авангардом, если он художник, или музыкант, или литератор, так обязательно западник, наркоман, пьяница, развратник, нечестный богач и развратник. Между тем все это не вполне так, или, вернее, совсем не так; разве что — пьяница, и уж никак не бандитствующий скоробогатей и не газетный в шнурках рекламы журналюга-западник. Только нищий до прозрачности и призрачности алкоголь является отечественной традицией, а все прочее — приносное. Самые чистые люди — в первом числе художники и поэты русского авангарда. За это их и расстреливал Сталин. За чистый цвет Кандинского и Малевича. За чистый смех Даниила Хармса. За чистую мысль Татлина. За выкупанного коня Петрова, за правду скачущих строчек Бориса Пильняка — о мире, революции, предательстве, убийстве, боли. За имажинизм Есенина. За науку любить в Бутырках — Маяковского. За «Белую Гвардию» Марины Цветаевой.
Беда ныне в том, что те, кто пародирует русских героев, осмеивает нашу поэзию, кто лает на четвереньках и разрубает иконы — на самом деле никакой не авангард, а отстой. Отстой и серость выдают себя за цвет и правду. Рассмотрим только факты. Это постмодернисты, а не мы, суть пропаганда насильно-однополой культуры: без любви, без плача, без личной жертвы — без обязательств верности и дружбы, нежной дружбы, между силой и разумом, между сердцем и духом — между женщиной и мужчиной. Это постмодернисты, а не модернисты, суть богопротивоборчество ложной тяжелократии — Лаодикии — власти народа как не лучших сил, но толпы — и власть же, воюющая с ними — неосторожное лезвие: сам народ молчалив и тих... Авторы авангарда, даже в бунте — даже в русском бунте — никогда ничего такого не вытворяли и не помышляли; отношения авангардистов с Богом и Родиной — личные до синей дали, до алкогольной боли. Важен же не сам бунт, а прорыв Творчества. Избави нас, Боже, от бунта бессмысленного и беспощадного!
Примерно год–полгода назад в Москве произошло к превеликому огорчению событие, послужившее поводом к рождению этой моей статьи: антирелигиозная выставка, на какой же святым иконам выкалывали глаза, а баночки с прохладительными напитками бесстыдно сравнивались со Святым Причастием... Выставка эта, окончившаяся милицией и вся из себя нарушающая нашу русскую художественную традицию, вызвала самые тяжелые чувства в сердцах верующих и разброд мнений в среде артистов: кто-то считал, что позволительно любое деяние в духе свободы (можно же хорошему скульптору и плохому художнику Эрнсту Неизвестному рисовать убитых младенцев), кто-то — что любое действие художника возможно только в Духе Истины и Света.. Цели своей, однако, организаторы той печально-матово-благополучной выставки достигли: патриотическая русская пресса и национальное радио обрушились на русский авангард с гневом и печалью. Русское искусство стало синонимом беспредела и насилия, а Русскую Церковь люди, нравственно готовые принять Святое Крещение, на какой-то момент времени стали воспринимать как антагониста современных художников. Чему служила такая выставка? Разве целям добра? Целям безумной ссоры?
С тяжелым сердцем нам говорили: авангард — это плохо, авангард убивает Россию. Нам говорили неправду — ослепленные в гневе. Что же все такое авангард и что нам предложили под видом авангарда?
Посыпались уже речи: авангарда — хватит, пора защищать классику! Не допустим самодеятельного искусства! И даже: ваше искусство — народу не нужно! Но, полноте, разве — наше? Разберемся. Классику, конечно, защищать нужно. Но — от авангарда ли? Или от очередного продукта поп-культуры, выдающего себя за Откровение? Не пахнет ли штампованность метода постмодерна и низведение авторов в постмодернизме безликой архетипичность кича? И не является ли художественный метод авангарда — метод действительного трансцендентного откровения — каноном? И нет ли непримиримой войны между золотыми шагами канона и туалетной салфеткой архетипа? Иными словами, не классика ли русский авангард? Ну, например, Шагал и Кандинский? Или — Сергей Есенин и Николай Рубцов? Юрий Казарин и Нина Искренко?
2. Самоопределение: точка имени — шаг к Цели.
Метод тени и метод откровений: точка опоры художника.
Авангард — это исторически (в ХХ-м веке, в первой, в общих чертах, половине, так как вторую мы еще просто не рассмотрели) модерн и (пускай будет) модернизм, новая романтика. Люди, разрубающие иконы, — постмодернисты: «концептуалисты». Уже название говорящие: после авангарда, т.е. — позади, отстой. После авангарда — либо мэйнстрим, кордегардия на поле баталии, либо, пардон... арьергард, хвостик. Сами назвались. Сами придумали свой художественный метод. А самая-то суть метода — в чем?
Мастера самозваного зевающего постмодернизма выстраивают контркультуру (свою контркультуру, так как контркультуры бывают разные, есть и прогрессивные: бардовская, рок-н-ролльная, авангардная...) против и на основах существующей ныне в народе культуры. Можно взять картину официозного художника и пририсовать к ней усы, как Морис Дюшамп Джоконде (вот кто первый постмодернист! Он бы, правда, обиделся, так как имел в виду иную Цель, чем постмодернисты, и называл себя первым сюрреалистом). Можно осмеять Илью Глазунова или Эрнста Неизвестного (он, как сказал уже, кажется, что очень хороший скульптор, но безнравственный художник). Можно посмеяться над Евтушенко (тоже есть за что).. А можно...
Вот именно — а что можно? А что — нельзя? Этих-то вопросов, банальных на самый первый (и естественный) взгляд трудящегося человека, и не задают вовсе черные ангелы постмодернизма. Авангард же, напротив, все время думает: а что — можно? А если бы? А ради чего? Или, напротив, авангард, даже не думает, он знает и верит, кожей своей наблюдая далекую Цель, и к Цели этой — идет, — впереди всех. Постмодерн — не знает, куда и бежать. Нет цели в постмодерне, он пресен, как восковое яблоко. Суть метода постмодерна в ссылке на тварное творение, на (хорошо, если) историю культуры, и чаще всего в ссылке опровергающей. Авангардный же художник ссылается — на нетварный свет, на небесную лазурь Богородицы и белизну Преображения, на тот свет, что по Дионисию Ареопагиту плотная темнота, такая плотная, что свет к свету, и свет от света — Бога Истинного от Бога Истинного: «Пасха под синим небом, с колоколами и хлебом, с гульбой посреди двора»... Авангардный художник — невыразим: «На свете есть матрос Рубцов, он друг тебе, любимая», и русское искусство всегда считалось на Западе — авангардом, «митьками» в полосатой душе нараспашку, с человеческими носками, тельняшками и русским духом: «Я в фуфаечке грязной шел по насыпи мола...» Истоки русского авангарда в иконе, лубке и бане. В нем все чисто, как в иконе, и просто, как в бане, и живо, как на лубке: «И пламенея, пламенею я, ой ладушки-ладу» (Игорь Воротников), «Я ли да на ялике еду по Ока-реке, доберусь да скоро да до Орла до города...» (Галина Метелева). Есенин — вот модернист чистейшей воды. Авангард, модерн — это прорыв, постмодерн — плотская затычка. По Аввакуму: «Побил я ту римскую бл..дь Дионисием Ареопагитом!...»
И что же? Разные методы и разные цели. Разные люди. «И по делам их узнаете их». В луга и бани!
Но и лубок — лишь отражение иконы; от лубка — постмодерн, замутненность ручья; мы же пьем чистую воду. Авангард — искусство прорыва. Приходится признать, что прорыв этот — в тот момент произошел, когда Царь и Спас наш вытер свое лицо полотенцем и — запечатлел на нем Свой облик. Русский Бог, Христос, Иисус, Царь Вселенной — вот источник вдохновения русского авангарда. И чище источника — нет.
Так же необъясним авангард, как шествие Тихвинской иконы по Ладоге-Нево, как свет на камне, как весна осенью, как Петербург на болоте, как Москва в сердце, как Киев в громе колоколов...
Постмодерн, вроде бы, как нам рассказывает история искусства, делится на два русла, два больших ручья — концептуализм и метаметафоризм. Из них метаметафоризм — двойная ссылка — метафора о метафоре — безобидное и доброе течение: Седакова, Гандлевский, Жданов — наполненное высоким смыслом, сохраняющее память о Искусстве и Культуре, течение. Концептуализм в нынешнем виде — название, кстати, украденное — явление более угловатое: заявляя о свободе творчества художника, о концепции, он самую эту свободу опускает ниже грунтовых вод, сводя к вседозволенности и попирая. Между всем тем, что такое свобода? Свободен ли концептуалист-постмодернист создавать новое? Нет, конечно, ибо метод самый предполагает метаметафору, ссылку на уже существующее явление искусства, на метафору, рожденную ранее — другим художником или поэтом, на метафору, рожденную свыше, озарением Божиим. Николай Рубцов — не постмоденист. И Андрей Макаревич — тоже. И Александр Кушнер — тоже. И Виктор Цой. И Роберт Рождественский. И Андрей Вознесенский. И Григорий Поженян. И Булат Шалвович Окуджава. Чувствуете разницу?.. Он, постмодернизм, так сказать, после модерна, после современности, после боли, когда прошла уже, и не больно, и остыло — ах, «если бы ты был холоден или горяч!»; модерн — то же самое, что и насущный, — современный; а постмодернизм эту самую современность, этот модерн, этот авангард высмеивает и проклинает. По определению. Независимо от того, хороша она или плоха. Когда вокруг цвела ложь, постмодернизм и концептуализм поэтов и художников, например, был явным, правдой: антиложь = правда. А ныне? Сравните концептуализм (соцарт тех времен) и нынешних художников Бренера, Кулика и Голиздрина. Где совесть, где правда? «Что есть истина?» Смешной вопрос, правда? Должна ли быть нравственность — в искусстве?
И независимо от времени: сравните картины постмодернистов соцарта тех времен и творчество авангардного, модернового художника Эда Бахчаняна. Есть разница, правда? Или — еще хлеще: Татлин против Бренера, Шагал против Кулика. «Негритянка» Марины Алексеевой, «Златоуст» Евгения Алексеева — вот современный модерн. Казацкие картинки Светы Наймушиной — вот настоящий русский авангард. А не Пригов, Кулик и компания. Кто такой Пригов? Комик. Скоморох... Разрубить иконы постмодернисты еще могут, написать — никогда: не та опора. Не ровняйте, братья и сестры, модерн и авангард с таким толстобрюховым постмодерном; такой вот выказной постмодерн — тарантуловый яд, каким нехорошие люди (за «хорошие» деньги) насильно пытаются отравить наше искусство. Но у них — ничего не получится, ни у них, ни у тех, кто им платит. Наша осень — это наша осень! Я не художников имею в виду: они сами отравлены. Яд может быть лекарством — но вопрос дозы!... Передозировка — кто знает, что это такое, разве пожелает такого же — своим родителям? Детям? Любимым?
Настоящее русское искусство православно, и русский авангард даже еще больше, чем русский реализм. Он использует те же цвета: голубой, золотой, белый, красный, ту же обращенную перспективу, что и русские, сербские, греческие и болгарские, грузинские иконы. Пиросмани — вот настоящий авангардный художник, ну, если желаете, Элигбекян. Есть же разница — Пиросмани и Кулик?..
3. Простота и тема.
Кульминацией художественного метода постмодерна является перформанс — примат исполнения выше содержания, сиречь ниспровержение содержания до уровня фона. Разве это мы видим у авангарда? Само исполнение может быть и очень простым, незатейливым, проще простого. Что сложного в «Черном квадрате»? — Однако взгляд автора неповторим: в «Черном квадрате» раскрывается баллада о нетварном темном свете, таком плотном, что сама чернота вяжется. А вот же — Михаил Кузмин: «Дважды два чеыре, три плюс два — пять, остальное в мире // Нам не важно знать..» Сложно?
Авангард может быть как реалистическим, так и ирреалистическим, Большим Сюром... Авангард, вообще говоря, не синоним модерна, но явление большее, более общее и глубокое. Авангард — это просто то, что впереди идет, чего еще нет; постмодернизм не может быть авангардом по определению, разве что — мэйнстримом. Это в ХХ-м веке авангардом был модерн: от Маяковского и Цветаевой до Казарина и Нины Искренко. В XIX-м веке авангардом были и славянофилы Киреевский и Хомяков, и западники Чаадаев и Грибоедов. Тютчев с его славянской вязью языка являлся тогда — авангардом: «А только тень, бегущая от дыма»; Надсон — мэйнстримом. Новый взгляд, новая любовь — вот точка зрения авангарда. Сравните с картинами постмодерниста Никаса Сафронова. Есть толика разницы, правда? И в современной музыке — ощутите: авангард Шнитке и постмодерн ремиксов. Разве это — одно и тоже??
Не нужно противопоставлять: авангард и классицизм. Есть: классицизм, авангард, постмодерн, мэйнстрим и еще многое. А целом — мир троичен: быть как все, быть впереди всех или смеяться из ретроспективы. Постмодерн — та самая точка ретроспективного смеха, он просто не такой, он иной; и сам автономно не плох как бы — плохая адресация «концептуалистов»: приложить к Добру — Отрицание... Отсюда и разъедающе-ужасная, черно-черная мораль насилия Полански и других западных режиссеров: «Девятые врата», «Дверь», «От заката до рассвета»... Это — постмодернизм, ставший ныне мэйнстримом в искусстве. Сравните с авангардом Феллини, Антониони... А это какой авангард? — итальянский авангард, выросший из неореализма. Итальянский неореализм много добрее американского постмодерна. И европейский постмодерн, не адресующийся так, как «концептуалисты» — тоже: Пример — постмодерн Бунюэля. Бунюэль добрее Полански в бесконечное число раз. Бунюэль смешной. И все-таки — итальянцы живее. Немецкий кинематограф Вима Вендерса и Шлендорфа, или Фассбиндера (неореализм и неоромантика — вот грани нового модерна) не выше ли шаблонного искусства Голливуда? Русский авангард — снимать фильмы по Лимонову и Достоевскому, рисовать поцелуями и плакать на озерном ветру Онеги... Такое глубоко народное: синее, спиртное, соленое... Русское искусство — это волнушки к «черноголовке». Но был авангард и в американском кино: «Цыпленок динамита», «Унесенные ветром», «Лучше не бывает», ранние мультфилмы Уолта Диснея...
Полански бесконечно плох тем, что он к Добру приложил Отрицание. Если бы он приложил отрицание к Злу, он бы остался постмодернистом? Нет, потому как Зло — это когда нет Добра. Нету — творчества. Невозможно отрицать убийство творчества убийством творчества. Если бы у Полански хватило бы духа посмеяться над мировым злом, он не был бы Полански, он стал бы Марком Твеном ХХ века. Марк Твен и О'Генри — вот авангард американской литературы XIX века. Не было бы кассовых сборов, не было бы моды, не было бы потока. Постмодерн — поток и потоп. Авангард — сокровенная тайна, выплаканная весенними ручьями и нежными художниками. Это два совершенно разных искусства. Совершенно.
А самые же темы русского авангарда — отрешенное миросозерцание и любовь, прощение (Шагал) и совершенствование, стремление к небу (Шагал, Татлин-Летатлин) — по сути своей, независимо от публичного исповедания и малой национальности автора — русские и православные. Русский авангард — настоящая сокровищница мирового искусства. Язык русского авангарда — это прежде всего язык как поиск Бога, язык как способ мышления, язык объяснения в любви. Авангард — это всегда новое, то, чего нет, это откровение Шагала и Татлина-Летатлина, это монашество, а не скоморошество, это язык юродивого, а не кровопийцы, это любовь в ее чистых поцелуях — какой я ее вижу. Авангард — это не классицизм и не постмодерн,это совсем иное искусство, это язык... Как далеки темы русского авангарда от тем Бренера, Кулика и иже! Само слово «концептуализм» у них — ворованное; концепция с латыни — зачатие, зачатие мысли, зарождение души произведения — применительно к искусству. Пардон, у тех «художников» зарождением собственной мысли и не пахнет — он крадут чужие и оплевыв..вают их. Называть бы их плутодеями — было бы много точнее... А метаметафористы (составившие, к слову, мировую славу постомодерну), адресующиеся к иной, чужой, заимствованной, но близкой, метафоре, чтобы раскрыть чистоту своей души, созвучность, лиричность сопереживания — настоящие добрые художники Слова вроде Гандлевского — пусть живут. Они никому не мешают и тихо любят, и хорошо, и слава Богу. Но даже они и авангард — это совсем два разных, совершенно разных — искусства.
Модерном, новой теплой волной модерна — в России конца ХХ столетия было движение хиппи, рок-н-ролльщиков и «митьков». И — Владимир Высоцкий с его героической лирикой, сплетающейся в своеобразный эпос. Был — и есть — Владислав Крапивин. Был Вениамин Каверин. Были... И есть — «добрые самаритяне» Александр Уланов и Галина Ермошина.
Постмодерном — соцарт, «лианозовская школа» поэзии, «концептуализм» и в общем-то добрые и милые метаметафористы, Николай Винник, другие современные нам писатели.
Обоим направлениям русская история приготовила — Бульдозерную Выставку, Проверку Паспортного Режима, Психиатрическую Больницу... Оба выжили...
Русский авангард — от Петрушки до Петрушкина — он огнь и он добр. И иначе — и быть не может... Этическая сторона составляет духовную основу творчества авангардных художников. А вовсе не личная слава, как представляется, считают многие. Основа всякой пощечины общественному вкусу — массовые побои вкуса общества, испытываемые художником.
Под видом авангарда черные люди на той пошлости в Москве предложили только один из видов постмодерна, самый пошлый и черный. Оставив в стороне нравственную сторону вопроса, уже только по авторским точкам опоры и по основному художественному методу видишь: авангард и постмодерн — две совершенно разных окраины мира артистов и вообще натурально цельной Вселенной.
4. Апологетика любви и апологетика позора.
Совершенно разное у авангардистов (модернистов) и постмодернистов отношение к женщине, мужчине, прямой любви, нежности, открытости. Разные героини. Модильяни изображал обнаженную Анну Ахматову. Поп-арт изображает обнаженных Мэрилин Монро и «Мадонну». Если Мэрилин Монро — великая (неоцененная, в общем-то, обществом массового потребления) американская актриса, то та, вторая, «актриса просто». Регресс налицо. К тому же (это, правда, моя личная точка зрения) Анна Андреевна Ахматова гораздо более глубокий, интересный и достойный человек. Постмодернисты сводят Личность Женщины к штампу, к «манекену», к тиражности. Мысль о Небесной Перво-Матери, Царице Небесной, о той, кого древние язычники называли Лосихой, Первой Собакой, Большой Медведицей — недостижима и ирреальна для них.
Но не является ли поп-арт — просто кичем?
Вот как, скажем, изображает женщину авангардный художник, Клейст («Любовь. Смерть») или Мунк («Крик»). Женщина у него — всегда любящая и страдающая. Всегда — к любимому. Всегда — верная. Женщина — тот самый рыцарский идеал...
5. Пространство и время на разных окраинах мира.
В настоящее время как-то сложилась в Екатеринбурге школа сравнительного анализа литературных произведений в аспекте единого пространства-времени. Базируется она на трудах таких ученых, как М.Бахтин, пришедший в начале века к идеям о внутреннем пространстве и относительности времени, чем, вообще говоря, повторил А.Эйштейна, исходя из иного базиса, чем физика, и располагая иным аппаратом иной науки; как Юрий Лотман и Юрий Казарин... Школа эта затронула такие глубокие изменения в пространстве-времени (хронотопе), какие не описываются преобразованиями Лоренца и современной физикой, но легко осуществимы художником; базируется она на филологическом и философском факультетах УрГУ и влияние свое распространила за пределами региона: так, например, известна работа философа и фотохудожника Игоря Михайлова (Сыктывкар–Санкт–Петербург–Вятка) о пространстве и времени в творчестве Чехова. Попробуем и мы, следуя этой же школе, провести грань между постмодерном и авангардом. Очень скоро увидим, рассматривая произведения авторов постмодерна и авангарда, что художественное (перцептуальное, в частности) пространство в обоих течениях разное.
В произведениях авторов модерна (авангарда) скачут собаки и кони, течет цветная трава и растут говорящие реки; мир наполнен эмоциональным теплом и окрашен в мягкие светлые и теплые краски, Эрос лиричен, а Небо, как правило, дружественно. Мир, сосредотачиваемый отображением авторского взгляда на одной точке, неожиданно раскрывается вглубь; что бы ни шумело вокруг — Океан, Война, Город — находится твоя личная точка теплоты: райский сад, горная вершина, маленький кабачок, дом... В художественном плане время в произведениях авангарда, как правило, не линейно; речь идет то о прошедшем, то о будущем, то о настоящем времени; время контрстатично, переменчиво, пляшет: «Я тоже стану музыкантом... Пускай в снегу лежит пропойца, под небом выпитым до дна — спи, ни о чем не беспокойся, есть только музыка одна» (Борис Рыжий), «Бабы грибы собирали — куян все скакат и скакат, бабы домой побежали — мужик на баяне играт» (Леонид Луговых); причем воспринимается это совершенно естественно: «Над домами, домами, домами голубые плывут облака, вот они и останутся с нами — на века, на века, на века» (Борис Рыжий же); замечен размах времени — на века — в глазах лирического героя — таким образом, хронотоп растет вглубь лирики; в произведениях же постмодернистов, как правило, время течет как в пруду, стоит, переходы времени редки, все в одном, а между тем реальностью художественная картина не воспринимается: «Мы живем на дне стакана, в гости к нам никто не ходит; говорят, снаружи бродят удалые тараканы..»; «Серая туча нависла над нами., что-то нам хочет сказать, и мы ждем, только она не умеет словами... И над годами, впустую растраченными,... облаком в талии перехваченное солнце хохочет над горизонтом» (это все Юрий Демченко; это еще хороший и добрый поэт); «Лбом о кимвалы словесности вящей» (постмодернист Николай Семенов из Нижнего Тагила, непонятно почему «раскрученный» местными Союзами Писателей)... Цветовая же гамма пространства авторов модерна теплая: «Только пар, только белое в синем над громадами каменных плит — никогда мы друг друга не кинем, мы теплей и нежней, чем гранит» (Борис Рыжий), «Яйцо такое теплое снаружи, яйцо такое мягкое внутри» (Нина Искренко), «Коричневый, как новая комета, по улице иду, людей ища..» («ранний» Алексей Верницкий), «...А я похож на новый “Икарус”, у меня — такая же улыбка, и так же, как у него, Оранжевое Настроение» (Вл.Шахрин). Классической повестью современного русского авангарда является повесть самарской писательница Галины Ермошиной «Время Город»: там цветет нелинейное время и метапространство переполнено черепахами. А в художественном пространстве стихов самаритянина же Александра Уланова встречаются командированный в Омск авиаинженер, греческие гоплиты античного Причерноморья и Райнер Мария Рильке, и встреча эта не является невозможной, потому что происходит в самой загадочной стране мира — в России. Такой же классической книгой русского авангарда является повесть раннего Эдуарда Лимонова «Молодой негодяй». Время в ней семилинейно: оно развертывается, но все время ссылается в прошлое; а цветовая гамма для русского авангарда классическая; может быть, поэтому и характерно подобное же построение многих произведений модернизма как воспоминаний?
Цветовая гамма постмодерна в тяжело-серых или ярких цветах... Яркость субъективная тут не означает естественную насыщенность цвета, но просто яркость. Концептуализм вообще апеллирует к гиперболе, а не метафоре, метаметафористы используют уже определенные другими художниками метафоры. Модерн же и авангард — находят метафоры сами.
Авторская точка рассматривания мира у авторов авангарда и постмодерна разная: авторы постмодерна, как правило, неплохо адаптированные в мире, стараются изображать из себя маргинала, панка, пьянчугана или обиженного обществом человека. Авторам модерна свойственно трепетное и нежное отношение к миру, как Галине Ермошиной, например. Если ж обида какая и есть, она никогда не прорывается наружу. Слово — острое оружие; зачем же кромсать невинных?
Постмодерн — как и рок-н-ролл, искусство бунта. Безусловно оправдано применение специфических художественных средств постмодернистами именно ради выражения протеста, например, против засилья тоталитарной литературы и искусства, против материалистического вещизма в живописи и литературе. Однако протест против исторической культуры, против нашей общей духовной родины, против Пикассо, Рубенса, Пушкина, Гайдна, Бетховена и Шекспира, против Луиса Армстронга, Скотта Джоплина, против Дж. Моррисона и Дж. Керуака, против Страдивари и Катулла — безнравственен.
Никогда нельзя говорить по самозаявлению человека, автора, художника: это искусство — авангард. Решительное выступление художника против общественных привычек, вообще говоря, еще не повод считать его творчество авангардом. Нужно действительно разобраться, есть ли в нем Откровение и что оно несет людям...
Настоящий Авангард бесконечно добр.